Засуну их ему в глотку, и он будет давиться ими и жрать.

Я так увлёкся вариантами убийства официанта, что упустил из внимания Таллию. И когда я смотрю на неё, то по её голодному взгляду снова понимаю, что она очень голодна. Я пока не нашёл причин, почему она отказывается от еды. Это глупо, ведь она такая хрупкая и худая. Конечно, балерины должны следить за весом, но она непрофессиональная балерина. Она имеет огромное и сильное желание стать врачом, и это тоже мне пока непонятно.

Танцевать практически всю жизнь, а потом кардинально изменить свои решения.

— Чего же ты боишься, Таллия? — шепчу я.

Видимо, я сказал это вслух, потому что она вздрагивает и смотрит на меня огромными глазами. В них столько тайн и вопросов. В них так много невинности и нежности. В них столько страха.

— Нет, что за глупости? — фыркает она и морщит нос, а затем снова начинает теребить кончики волос. Таллия делает это всегда, когда сильно нервничает или врёт.

— Я старше тебя.

— Я это заметила. На сколько? — Она радуется тому, что я сменил тему. Это не так. Я веду её к тому, чтобы Таллия почувствовала себя достаточно комфортно со мной. Я веду её к себе. Привязываю её, чтобы ей хотелось бежать не от меня, а только ко мне.

— На десять лет. Это для тебя проблема?

— Хм, должно быть проблемой? — удивляется она. Странная девушка. Её не смущают мои шрамы. Она без страха смотрит мне в глаза. Приличная разница в возрасте тоже не особо трогает её.

Тогда что? Что же не даёт ей довериться мне? Страх осуждения, как и мне? Вероятно. Я ведь тоже не готов пугать её своим прошлым, но когда-нибудь расскажу ей всё. Сначала я планировал использовать этот вариант, чтобы вызвать жалость. Но я не хочу жалости от неё. Хочу добровольные чувства ко мне. Энрику никто не заставлял прыгать со скалы, чтобы помочь Слэйну понять, что он её любит. Её никто не заставлял закрывать его собой, обездвиженного, чтобы защищать. Она делала это добровольно и искренне. Я тоже хочу того же.

— На самом деле я понятия не имею обо всём этом, — Таллия тяжело вздыхает и обводит взглядом нашу кабинку. — Точнее, ничего не знаю о мужчинах. Конечно, я встречалась с ними, но у меня есть цель. Я хочу добиться своего и помогать людям выживать, а не думать о мужчинах. Да и я не считаю, что возраст должен что-то значить. Это всего лишь цифра.

Хорошо. Это прекрасный ответ.

— У тебя не было отношений? — интересуюсь я.

— Нет. А у тебя?

— Очень давно, ещё в школе. Я встречался с девочками только ради популярности и секса. Подростковый период у меня проходил достаточно бурно, — усмехаюсь я.

— И видимо, он до сих пор не закончился, — хмыкает Таллия.

Я широко улыбаюсь.

— Я здоровый мужчина и люблю секс.

— Гадость, — кривится она.

— Тебе просто попадались идиоты, которые не смогли показать, насколько это приятно.

Таллия моментально краснеет от моих слов. Интересно она краснеет везде? Краснеет ли её киска, когда она смущается?

— Дело не в идиотах. Дело во мне. Я девственница.

Воздух застревает у меня в горле, и я кашляю.

— Ты что?

— Девственница. Мне комфортно. Умру такой же, — произносит Таллия и вскидывает подбородок, предупреждая меня о том, что я никогда не доберусь до её трусиков.

— Петтинг?

— Закроем тему, — шипит она.

— Мастурбация?

— Каван.

— Куннилингус?

— Прекрати!

— Минет? Отсос? Анальный секс? Дрочка члена? Липкие трусики?

Практика на бананах?

— Боже мой. — Таллия становится настолько красной, что закрывает лицо руками. Я сдерживаю хохот. Вау, да я счастливчик.

Не тронута. Не заклеймена. Не изнасилована. Не влюблена.

Свободна для меня. Чёрт, это потрясающе! Я, конечно, предполагал, что у Таллии скудный опыт, но даже мечтать не мог о том, чтобы она оказалась чёртовым клубничным десертом только для меня. Куда внести пожертвования, чтобы сюрпризы для меня не заканчивались?

— Ты вульгарен, — обвинительно шипит она.

— Я мужчина.

— Ты вульгарный и высокомерный придурок. Почему вы все считаете, что секс так важен? Что это? Культ извращенцев? — возмущается она себе под нос.

— Нет, это не культ извращенцев, а стечение обстоятельств.

— Конечно. Ты заставляешь девушек спать с тобой.

— Ни разу, — отрицательно качаю головой. — У меня есть схема, и я следую только ей. Когда я вижу женщину, и она мне нравится, то делаю пару шагов: покупаю ей выпивку, говорю комплимент или взглядом показываю, что я свободен, и она может быть со мной любой. И тогда женщина решает. Если я вижу положительный ответ в её глазах, но страх показаться доступной, то я иду в атаку. Если нет, то я иду дальше.

— Почему мимо меня не прошёл? Я уверена, что никакого положительного ответа в моих глазах не было, — замечает Таллия.

— Ты права, там был только страх. Но когда страх исчез, и ты поняла, что я не так уж и опасен, то в твоих глазах несколько раз появлялись положительные ответы. Я пошёл в атаку.

— Не было такого! Это всё чушь. Ты выдумал себе это и веришь в него, но не слышишь меня. Я не заинтересована в тебе, — злобно цедит она.

— И глаза снова говорят: «Борись за меня», — улыбаюсь ей.

Таллию выводит из себя правда. Я не отрицаю, что сначала она была абсолютно холодна ко мне, но не сейчас, не в эту минуту.

— Послушай, Таллия, это не означает, что я изнасилую тебя или же заставлю силой быть со мной. Это просто правда. Ты заинтересована во мне, а я боготворю тебя. Ты мой ангел, и я буду следовать за твоими крыльями.

— Которые хочешь оторвать.

— Даже если и так, то я спрячу их и буду ждать, когда ты за ними вернёшься и снова окажешься в моих руках, чтобы сжалиться и забрать меня с собой на небеса. Нет ничего постыдного в том, что я тебе нравлюсь. Самое сложное признаться в этом самой себе.

Потом будет проще. Тебе не нужно скрывать своё влечение ко мне. Я никогда не сделаю тебе больно. Обещаю. Я не заставлю тебя спать со мной, пока ты сама этого не захочешь. Я не монстр. По крайней мере, не с тобой. Я знаю, что не подхожу тебе. Я тебя недостоин, но это не умаляет моего желания хотя бы разговаривать с тобой и смотреть на тебя. У меня богатая фантазия, и она всё сделает за тебя. Только будь собой, вот и всё.

Таллия замирает и даже не дышит. Она переваривает мои слова и ей сложно поверить в то, что я не нападаю на неё. Спасибо сукам из клуба, которые настроили её против меня. Хотя я не был с ними таким, какой я с Таллией. Она для меня особенная. Она моя. А они были лишь средством получения удовольствия и поддержания моего мужского эго. Мужчина готов ждать столько, сколько потребуется, но только ради определённой женщины. И для меня это Таллия.

— Я всё жду, когда ты набросишься на меня, — шепчет она.

— Как зверь? — спрашиваю, бросая в рот кусочек лепёшки, и её взгляд замирает, наблюдая, как я жую. Это злит меня. Я не знаю, кого убить из её прошлого, потому что она явно голодает и по собственной воле.

Таллия пропускает мой вопрос, продолжая игнорировать позывы своего тела. Я же слышу, как урчит её живот.

Отламываю кусочек лепёшки и протягиваю ей. Она смотрит на него, как на яд. В её глазах появляется животный страх.

— Кто это был? — тихо спрашиваю её.

Таллия поднимает свой взгляд на меня и сглатывает. Я продолжаю протягивать ей лепёшку, а её рвёт на части от желания поесть и настоять на своём. Идиотизм.

— Моя мама, — едва слышно выдыхает она и отворачивается от моей руки.

Я кладу лепёшку на тарелку и пересаживаюсь к ней на диван.

Таллия отодвигается от меня.

— Расскажи мне. Что не даёт тебе поесть, Таллия? Что? — настаиваю я. Кладу ладонь ей на спину и чувствую, как она резко выпрямляется. У Таллии и без того превосходная осанка, но сейчас в её позвоночник словно металлическую палку вставили.

— Я не могу есть такое, — говорит она, показывая на стол, заставленный едой.

— Тебе не нравятся приправы? Но их здесь нет. Они стоят отдельно.