Но видимо, инстинкты выживания мне говорят бежать отсюда и подальше, поэтому я продолжаю ползти, пока не упираюсь спиной в стену.

— Уходи… уходи отсюда. Пошла вон, — выдыхает Каван.

Что? Это всё, что он может мне сказать после такого ужаса?

— Убирайся отсюда! Убирайся! Запрись! Убирайся! Вон! — Каван идёт в мою сторону, и он агрессивен. Его тело трясёт, кулаки сжаты. Я взвизгиваю и перекатываюсь в сторону, а потом подскакиваю на ноги и бегу в другую спальню. Я несусь так быстро, насколько это возможно. Хлопаю дверью и поворачиваю ключ в замке.

Несколько минут я просто стою в ступоре, а потом закрываю рот рукой, в шоке отходя назад, подальше от двери. Сейчас мне немного страшно, ведь Каван больше не спит, но у него всплеск агрессии, а в этом состоянии люди подвержены именно эмоциям, а не разумным действиям. Он может сделать со мной всё что угодно, а потом сожалеть. Каван просто ничего не понимает, и он не в силах себя контролировать.

Когда раздаётся грохот, словно упало что-то тяжёлое, я вздрагиваю и отбегаю к окнам, за которыми ещё глубокая ночь.

Снова грохот, но он не близко ко мне, а далеко. Я не дышу, прислушиваясь к звукам, но они исчезают. Больше ничего не происходит. Тишина.

Опускаюсь на пол и хватаюсь за голову, чтобы хоть как-то прийти в себя, но это так сложно. Я не могу сама рационально думать в эту минуту, мне просто жалко Кавана, теперь он ещё больше закроется в себе. Конечно, я не ожидала того, что у него могут быть такие кошмары, и он ведёт себя в них настолько агрессивно, особенно по отношению ко мне, но всё видела своими глазами. Это меня пугает. Нет, не сам Каван пугает, а то, что он делает с собой и не борется с этим. Почему? Откуда всё это началось? Знаю, что это не моё дело, но разве партнёрство не должно предполагать обсуждение подобных вещей или хотя бы предупреждений? Каван не говорил мне о том, что его нельзя трогать. Он ударил меня неосознанно, и лучше ему об этом не знать.

Поднимаю футболку и смотрю на алый след от его кулака на своей вспухшей коже. Мне больно, и, вероятно, будут синяки.

Каван слишком силён. Мне повезло, что я успела хотя бы немного отойти в сторону, иначе бы он сломал мне рёбра или того хуже.

Чёрт…

Я долго сижу на полу, больше не слыша ничего страшного.

Поэтому решаюсь встать и найти Кавана, чтобы узнать, как он себя чувствует. Я щёлкаю замком и тихо открываю дверь. Сначала выглядываю в коридор, замечая, что вокруг слишком тихо, а потом уже выхожу. Осторожно иду по коридору и останавливаюсь у одной из гостевых спален, где находился Каван. Он мог себя запереть там, чтобы не причинить мне вред. Паршивый выбор. Или же он может быть где-нибудь здесь, что тоже ничем хорошим не обернётся, если он меня увидит. Возвращаюсь к себе в спальню и закрываю дверь.

Не хочу спать, точнее, я хочу, но боюсь, ведь могу пропустить что-то важное. Так и сижу в кресле, гипнотизируя дверь и ожидая, что Каван снова будет кричать во сне. Но ничего не происходит. Я даже немного дремлю, постоянно дёргаясь от толчков боли на коже, как и от саднящего до сих пор горла. Мне очень хочется пить, но я не выхожу из спальни, а терплю до рассвета.

Утром, как мне кажется, всё должно быть проще. Вроде бы свет бьёт в окна, и всё выглядит иначе, не таким устрашающим, как ночью. Но ничего не проще. Я иду по коридору и оглядываю гостиную, затем кухню и столовую. Заглядываю в каждую комнату и даже решаюсь проверить, где Каван, но его нет. Через пять минут меня охватывает волнение за него, я бегаю по квартире, словно он играет со мной в прятки, и мне нужно его найти. Но везде неудачи.

Через час меня охватывает паника, ведь я осознаю, что Каван ушёл и довольно давно. Вероятно, его уже не было здесь, когда я выходила в первый раз. И я не могу выбраться из этого места.

Нажимаю на кнопку вызова лифта, но он никак не реагирует. Ударяю по кнопке ладонью и, кажется, схожу с ума. Я ищу варианты, чтобы сбежать, выйти на улицу и глотнуть кислорода, но это безуспешно.

Меня словно в клетку посадили, и это злит. Это жутко злит, ведь не я виновата во всём этом. Я лишь случайность, которая произошла с Каваном, но он причиняет боль мне, бросил меня, замуровал и ничего не объяснил. У меня есть огромный страх перед закрытыми помещениями, поэтому я всегда открываю окно. Это мой способ убедить себя в том, что я больше не заложница маминых фантазий и желаний. Я свободная, но нет. Я вновь заключённая. Меня не спросили, а просто заперли. И это делает меня безумной.

Истерика и крик, плач и удары кулаками по дверям лифта. Я не могу это контролировать. Жуткий страх, что моя свобода вновь под запретом, уничтожает меня изнутри. Я ненавижу запертые двери.

Ненавижу, оттого что не могу открыть их сама. Ненавижу… боюсь.

Очень боюсь того, что мои руки вновь связаны. Я боюсь…

Пустым взглядом смотрю на дверь, как будто ничего больше не чувствую. Такая огромная пустота внутри и боль. Она тупыми ударами бьётся в моём сердце, и я не могу её унять. Всё тело болит.

Разум тоже болит.

Дверь в спальню открывается, и на пороге появляется Каван. Он прячет взгляд, как и руки, но я успеваю заметить потёртости до ранок на его костяшках. И это подавляет меня ещё сильнее.

Никто из нас не знает, как себя вести. Но я смотрю прямо ему в лицо.

Оно ничего особого не выражает, даже извинения за то, как он поступил со мной. Ничего. Это убивает.

— Я привёз завтрак для тебя. Овсянка на воде. Ты не ела очень долго, и тебе нужно хотя бы это поесть, — сухо произносит он.

Боже мой, как же мне паршиво.

— Ты дрался, — утвердительно говорю я. Мой голос мёртвый и безумно спокойный, осипший и безжизненный, а ещё несколько часов назад я орала, как безумная. Я была живой, а что сейчас?

Пустота.

— Да, — просто отвечает Каван.

Разочарованно качаю головой и поднимаюсь из кресла. Молча подхожу к своему рюкзаку, который собрала в момент апатии и размышлений, чтобы хотя бы чем-то быть занятой. Я прохожу мимо Кавана, надеясь, что всё же свободна.

— Таллия, — выдыхает он. Чёрт, это заставляет меня замереть в ожидании чего-то хорошего, хотя бы какого-то объяснения. — Чтобы поесть, тебе не нужен рюкзак.

А вот теперь злость и ярость на него возвращаются в моё сердце с огромной силой.

— Я бы хотел, чтобы сейчас ты поела, а потом я снова уйду.

Таллия. — Каван подходит ко мне, и я чувствую, как он касается моих пальцев.

Резко разворачиваюсь и бью его по щеке. Моя ладонь горит, но не так сильно, как моё разочарование.

— Как ты смеешь говорить мне, что хочешь от меня? Как ты, вообще, посмел так поступить со мной? — злобно выкрикиваю я.

— Таллия, мне жаль, — выдавливает он из себя.

— Тебе жаль? Тебе всего лишь жаль?

— Да, мне всего лишь жаль. Я не могу изменить того, что случилось. Я говорил, что у меня есть некоторые проблемы, и ты или принимаешь их, или нет. Ты согласилась принять их.

Оскорблённо отшатываюсь от Кавана. Хочется ударить его снова за тупость.

— Нет, ты ошибаешься. Я никогда тебе не давала право запирать меня, как чёртову рабыню, ясно? Ты знал! Ты же знал, что мама годами держала меня взаперти, и должен был догадаться, что это мой самый жуткий страх! Ты запер меня в этом чёртовом месте, и я сошла с ума от паники! Ты даже не заметил того факта, что я натворила в гостиной! Я пыталась разбить эти огромные окна, чтобы получить кислород! Мне нечем было дышать! Нечем, понятно? Ты бросил меня здесь и ушёл, не оставив даже никакого намёка на то, что я свободна! Ты заточил меня в новую клетку. А знаешь, почему? — облизываю губы и приближаюсь к нему, сверля его яростным взглядом.

— Потому что ты эгоистичная сволочь, Каван. Ты настолько эгоистичен в своих страхах, что забываешь о том, что вокруг тебя тоже люди. Ты виноват во всём, что с тобой творится. Ты причиняешь мне боль, потому что не можешь довериться никому, даже самому себе. Я думала, что вчера была лучшая ночь в моей жизни, пока не осознала, что все твои действия были направлены на какой-то автоматический плюс для тебя. Дело не во мне, а в тебе, Каван. Мне плевать, что ты ударил и душил меня! Это не важно, ведь у тебя должно быть объяснение, отчего у тебя такие жуткие кошмары!